Пока они пили кофе, с пристани вернулся дядя Эверт, одетый в парадный костюм и белую рубашку. Он был в церкви с тетей Мартой, а после службы зашел на пристань, чтобы узнать новости.

— «Волка» подняли со дна, — сказал дядя Эверт. — Наверняка они уже на пути к Гётеборгу. После обеда должны пройти мимо нас.

Все лето продолжались работы по подъему подводной лодки «Волк». Водолазы побывали на дне, но так и не выяснили, что же послужило причиной трагедии.

Мама Май взяла с собой завтрак себе и детям: бутерброды и жареные яйца. Тетя Марта хотела пригласить всех к столу, но, как сказала тетя Тюра, об этом не могло быть и речи.

— Нас ведь так много! А то мы вас, фру Янсон, пустим по миру. Когда имеешь семерых ребятишек, нужно самой обо всем заботиться.

Искупавшись и поев, они всем отрядом направились к пристани. Первым шел дядя Эверт, по обе стороны от него гордо вышагивали Курре и Улле. Дядя Эверт обещал показать им «Диану». Им разрешат подняться на борт и посмотреть рыболовные снасти и приборы управления. Эрик весело скакал вслед за ними. Позади рука об руку шли Штеффи с Май. Каждая вела одну из младших сестер Май. Бриттен шла за девочками по пятам и пыталась принять участие в разговоре.

Последними шли тетя Марта и мама Май. Одна — высокая и худощавая, с туго стянутыми в узел волосами, другая — низенькая и полненькая, в широком цветастом летнем платье с пятнами пота под мышками. Но, хотя они были такими разными, они хорошо поладили.

На острове повсюду развевались наполовину приспущенные флаги. Перед тем как уйти, дядя Эверт тоже поднял у дома флаг. Все это в честь «Волка», чтобы показать, что жители острова сожалеют о погибшем экипаже. Воскресенье всегда было торжественным днем на острове, но сегодня лица были серьезнее, чем обычно, и многие остались после богослужения в воскресных костюмах.

На мысе неподалеку от пристани собралось много народа. Оттуда лучше видно, как мимо на буксире пройдет «Волк». Обе семьи остались там, несмотря на протесты близнецов, которых больше интересовала «Диана».

— Успокойтесь, — сказал дядя Эверт. — Мы туда успеем. Пароход в город отходит не раньше шести часов.

Тетя Марта с мамой Май присели на камни. Рядом бегали и играли Эрик с Гуннель. Дядя Эверт показывал близнецам на острова вокруг. Май тоже села и посадила на колени Нинни. Штеффи устроилась рядом.

Долго ждать не пришлось, с северо-запада показался небольшой конвой. Кроме судна, буксирующего подводную лодку, было еще несколько лодок. Они взяли курс на приток реки Гёта по пути в Гётеборг.

— Они направляются к верфи Эриксберг, — сказал Курре. — Папа сказал, что они целую неделю приводили в порядок большой док.

Люди на берегу замолчали, когда суда военно-морского флота проходили мимо, достаточно близко, чтобы разглядеть очертания подводной лодки.

Там внутри покоились тридцать три члена экипажа, многие из которых были немногим старше Штеффи с Май. Они словно нашли успокоение в железном гробу.

Все стояли, пока конвой не исчез из поля зрения за соседним островом. Постепенно торжественное настроение ослабело. Но Штеффи была погружена в свои мысли.

Ей показалось, что посреди жаркого летнего дня пронесся порыв ледяного ветра.

Глава 30

— Тетя Марта?

— Да?

Тетя Марта подняла взгляд от голубых рабочих брюк, которые она штопала.

— Я… — сказала Штеффи. — Я бы хотела с вами кое о чем поговорить.

Много раз она откладывала этот разговор. Штеффи приняла решение и была уверена, что поступает правильно, но говорить об этом с тетей Мартой было тяжело.

— В чем дело?

Тетя Марта решительным движением оторвала нитку.

Нужно сказать это сейчас. Сказав «А», говори и «Б», так обычно говорила тетя Марта.

— Да… я…

— Ну что с тобой случилось, девочка? Ты потеряла речь?

Теперь. Теперь она должна это сказать.

— Я собираюсь выйти из Пятидесятнической церкви.

Слова встали между ними горой. Неужели шесть слов могут занять так много места! Они заполнили всю комнату грохочущей тишиной.

Тетя Марта сидела не шелохнувшись. Она смотрела на свою правую руку, в которой держала нитку с иголкой, словно не помнила, зачем она ей.

— Прости, — сказала Штеффи. — Прости меня, милая тетя Марта, но я должна.

— Ты уверена?

Голос тети Марты звучал монотонно, словно чужой.

— Да.

— Это из-за пожертвований?

— Не только.

— Ты утратила веру?

«У меня никогда ее не было», — подумала Штеффи, но ничего не сказала. Годы притворного христианства крепко приклеились к ней. Она слишком много лицемерила, чтобы сказать всю правду сейчас.

— Да.

— Не хочешь спросить меня, как ее вернуть?

Тетя Марта поднялась со стула. Брюки соскользнули на пол. Она упала на колени на жесткий кухонный пол и молитвенно сложила ладони.

— Дорогой Иисус, — молилась она. — Позаботься о нашей сестре, что блуждает во тьме. Яви ей Свой свет…

Костлявая рука тети Марты схватила Штеффи за запястье и несильно потянула за собой. Слабого рывка оказалось достаточно, Штеффи не смогла противиться. Она опустилась на колени рядом с тетей Мартой.

— …и раскрой ее сердце для Твоей любви…

Нет. Штеффи не нужна любовь Иисуса. Не потеряет ли она любовь тети Марты?

Любовь тети Марты. Штеффи впервые подумала о том, что тетя Марта любила ее.

Она вспомнила их первую встречу у тети Альмы. Холод ледяным панцирем окутывал тетю Марту. Штеффи вспомнила пощечину на лестнице и наказание за фарфоровую собачку. И она вспомнила чувство счастья в тот раз, когда тетя Марта взяла ее под свою защиту и назвала «моя девочка».

Мама с папой так далеко. Тетя Марта с дядей Эвертом — единственные, кто у нее есть. Стоит ли ради них принять Иисуса?

— …успокой ее тревоги, — молилась тетя Марта.

Успокой ее тревоги. Скоро уже лето пройдет, а она ничего не знает о маме с папой. Где они? Остались ли они в Терезиенштадте? Или они «переведены», это непонятное слово употребляла Юдит и не хотела ничего объяснять.

«Ты предала свой народ». Так сказала Юдит. Это значило, что она предала и маму с папой.

Она могла поступить иначе. Могла бороться за то, чтобы маму с папой впустили в Швецию. Если бы она не была так мала, когда приехала сюда! Теперь она почти взрослая, но уже слишком поздно. Теперь маму с папой не выпустят из лагеря, даже если Швеция согласится их принять.

— Ты не можешь молиться?

Рука тети Марты легко коснулась ее плеча.

— Попробуй!

— Господи, — сказала Штеффи. — Господи, если ты существуешь, верни мне маму и папу!

Слезы хлынули по щекам.

— Мама, — плакала она. — Я хочу, чтобы здесь была моя мама.

Позднее, после того как тетя Марта укутала Штеффи одеялом, отвела на кухонный диван и дала ей выпить чашку горячей воды с медом, они тихо сидели, пока не опустились августовские сумерки.

Тетя Марта помешивала ложкой в своей кофейной чашке.

— Я знаю, — сказала она, — что не могу заменить тебе маму. Но ты должна знать, что бы ни случилось, у нас с Эвертом ты всегда дома.

— Простите, — сказала Штеффи. — Простите меня за неблагодарность.

— Не ты должна просить прощения.

Тетя Марта сделала глоток кофе.

— Не думай, — медленно сказала она, — что я не размышляла над тем, правильно ли мы сделали, Альма и я. Нужно ли было крестить вас и принимать в общину? Наверное, нам следовало бы подождать. Но я считала, что Иисус мог бы стать для тебя утешением. Как стал для меня во времена большой скорби.

Она замолчала.

— Когда умерла Анна-Лиза? — прошептала Штеффи.

Первый раз она назвала имя Анны-Лизы при тете Марте. С тетей Альмой она разговаривала о дочери тети Марты и дяди Эверта, умершей от туберкулеза в возрасте двенадцати лет. А дядя Эверт знал, что Штеффи была в курсе. Красные санки, которые она получила в первую зиму на острове, принадлежали Анне-Лизе. Но тетя Марта никогда ни словом не обмолвилась о своем умершем ребенке, и Штеффи подчинялась ее молчанию.